Книга яйцо черной козы

Dating > Книга яйцо черной козы

Download links:Книга яйцо черной козыКнига яйцо черной козы

В глазах у всех неприкрытая ненависть, вслед плевки и проклятия. Жутковато… Небоскрёб Такада не так далеко отсюда… Тебя бы в момент слопали Дерек. Therefore, weʼve had to temporarily block your access to Yandex Search.

Я не увидел ни старика, ни духа. Надо сказать, не без оснований. Повтори эти слова: Noctar, Raiban, потом добавь к ним третье - Biranther, тогда твои самые заклятые враги не смогут удержаться, чтобы не раскрыть свои замыслы, направленные против тебя. Потом я узнал, что ночью ее на ремонт увезли. Все полно Богом, Бог всюду. «Висельник МакГаффина»» — восьмая работа, сборник историй о жизни приговорённых к смерти заключённых. Как это папа не заметил? Мне он на хрен не нужен. ЛитЛайф не инициирует размещение, не определяет получателя, не утверждает и не проверяет все загружаемые произведения из-за отсутствия технической возможности. Во взгляде было что-то гнетущее, нехорошее.

Не то слово — «может». Глаша выныривает и переворачивается на живот.

Черная коза - «Говорят, что люди могут изменяться, но правда ли это?

Даже жетонов не было у них. Из песни «Русь патриотов» Александра Зубкова Ноябрь. Военная колонна змейкой медленно ползла по вьющейся дороге. Необходимо было успеть до темноты добраться до Хасавюрта. В воздухе искрилась дождевой пылью и играла радугой легкая изморось. Встречный сырой ветер продирал до костей. Миновали несколько блокпостов, оборудованных как маленькие игрушечные крепости. Окопы, дзоты, мешки с песком, бетонные блоки, зарывшиеся по макушку БТРы. Вырубленные подчистую деревья вокруг, чтобы не могли укрыться в «зеленке» снайперы или группы боевиков. Все подходы каждую ночь тщательно минируются, ставят растяжки и сигнальные мины. Утром саперы их снимают, чтобы своих не отправить к праотцам. А там, где поработал «Град», лишь обгорелые обрубки стволов и выжженная перепаханная земля. На обочинах дороги кое-где попадались остовы искореженной сожженной бронетехники, некоторые нашли здесь последний приют еще с прошлой чеченской кампании. Неожиданно, с пригорка шквал огня из гранатометов и пулеметов полоснул по колонне, головной и замыкающий БТРы вспыхнули как факелы. Из замаскированных укрытий пристрелянные пулеметы кинжальным огнем сеяли панику и смерть. Колонна развалилась прямо на глазах. Грохот гранат, отчаянные крики, нечеловеческие вопли раненых, автоматная бешеная трескотня, взрывы боекомплектов, все слилось в сплошной кромешный ад. Шилов примчался, как только узнал о трагедии, разыгравшейся под Аллероем. Николая увезли в операционную. Капитан, расстегнув отсыревший бушлат, подошел к окну в конце коридора, где курила группа раненых. До погруженного в горькие думы Шилова долетали обрывки разговора. Не знаю, каким чудом, тогда вырвались из той переделки… — Надо было каким-то образом вернуть тела погибших. Обратились к местным старейшинам. На переговоры выезжал сам «батя», полковник Лавров. Сошлись на том, что погибших ребят обменяют на четырех убитых чеченцев… — Из носа и ушей течет кровь, бля! Ничего не соображаю… — Во время зачистки в подвале одного из домов наткнулись на солдатские останки. Вонища страшная, тела разложившиеся. Судя по всему, контрактники… — Да, ребята, контрактники гибнут пачками, их бросают в самые опасные места. В ожидании мрачный Шилов, прохаживаясь по длинному коридору, сжимал до хруста кулаки. Госпиталь был буквально набит ранеными. Было довольно много солдат, получивших осколочные ранения от своей же артиллерии и авиации. Полководцы Жуковы, твою мать! Когда же этому бардаку будет конец? До утра, боюсь, не протянет! Шилов в отчаянии нахлобучил шапку и направился к выходу. Через минуту появился и протянул капитану полстакана спирта. Выпив залпом спирт, мрачный Шилов вышел на крыльцо госпиталя. На соседней улице с облезлой мечети заголосил мулла. На душе было погано, как никогда. Хотелось вдрызг нажраться вонючего спирта, взять в руки «Калашников» и все крушить, крушить, крушить вокруг. Сколько можно терпеть это дерьмо! Ему вспомнилась последняя «зачистка», которую проводили вместе с СОБром из Екатерингурга в Курчали. Во дворе одного из домов, благодаря овчарке Гоби, под деревянным щитом обнаружили сырой глубокий зиндан. А в нем четверых заложников. Троих военных и парнишку-дагестанца. Все изможденные, оборванные, избитые. У того были отстреляны фаланги указательных пальцев на руках. Вместо левого глаза сплошной кровоподтек! Когда нас увидел, затрясся как осиновый лист, заплакал навзрыд. Дрожал всем телом как загнанный зверь. Вцепился намертво «собровцу» Юркову в «разгрузку» изуродованными руками и боялся отпустить. Повезло хозяевам-гнидам, что смылись! А то бы мы, такую «зачистку» бы этим ублюдкам устроили! За яйца бы подвесили, гадов! И подсоединили бы полевой телефон, нашу маленькую шарманочку! Вот это была бы пляска, похлеще твоей ламбады! Тут каждая двенадцатилетняя сопля в любую минуту может жахнуть тебе в спину из «мухи» или «эрпэгэшки». Оружия у «черных скотов», хоть жопой ешь. Почти в каждом доме арсенал имеется. Ни какие-нибудь, тебе, кремнёвые ружьишки ермоловских времен, а новейших систем гранатометы, минометы, снайперские винтовки с «забугорной» оптикой, тротиловые шашки и прочая хрень. В одном месте даже зенитно-ракетный переносной комплекс обнаружили. После зачисток, можно сказать, трофеи вагонами вывозим. В глазах у всех неприкрытая лютая ненависть, вслед плевки и сплошные проклятия. Проезжаешь мимо кладбища, а там над могилами неотомщенных боевиков лес копий торчит с зеленными тряпками. Значит, будут мстить, будут резать, безжалостно кромсать нашего брата. Значит, какой-нибудь пацан из русской глубинки, как пить, здесь найдет себе погибель. Сколько еще наших ребят сложат свои головы в долбаной Ичкерии! Шилов в сердцах со всего размаху двинул по железным перилам кулаком, они жалобно задребезжали, заходили ходуном. Если бы не «вертушки» и не Уральский СОБР, подоспевшие на выручку из Ножай-Юрта, полегла бы вся колонна. Вот, и нас не миновала беда. Постигла незавидная участь «калачевской» и «софринской» бригад. Угодили, таки, в засаду басаевских головорезов. Не обошла смертушка стороной пацанов-дембелей. Лучше бы они на заставе в горах продолжали замерзать сверх срока, так нет же, дождались на свою головушку плановой замены. Выкосила мерзкая старуха почти всех безжалостной косой по дороге домой. Что я теперь, Ленке скажу? Дверь распахнулась настежь, двое санитаров выносили покрытые рваной окровавленной простыней носилки. Капитан посторонился, пропуская их. С носилок свешивалась закопченная рука убитого с ободранными в кровь пальцами. На указательном тускло поблескивала серебряная печатка с изображением боксерской перчатки. За ношение этого кольца он неоднократно гонял сержанта Широкова в наряды. Лена, жена капитана Шилова, после новостей по РТР погладив детское белье и уложив детей спать, вновь включила телевизор. В программе «Время» шел репортаж из Чечни, который вел репортер Александр Сладков. Показывали генерала Трошина, который заявлял, что боевики разбиты, что контртеррористическая операция закончена. Что остались мелкие группы бандитов, которые попрятались по пещерам. Потом показали Ястребова, который, хмуря лоб, рассказывал об успехах ОГВ. Лена в волнении подняла трубку. Звонила подруга, Сафронова Людмила, жена комбата. Как у тебя дела? У меня хорошая новость, дорогая! Только что, звонил Максим. Говорит, что у них все хорошо, спокойно. Так что, не волнуйся! Ты, кстати, смотрела сегодня программу время? Ястребов говорит, что контртеррористическая операция уже практически завершена. Боевиков жалкая горстка осталась. Но я все равно страшно переживаю. Все шутит, ты же его знаешь! Привет передает от твоего Миши! Так, что не волнуйся, голубушка! Лена прошла в детскую. Поправила одеяло у Сережки, поцеловала спящую Натальюшку в макушку. За окном горели фонари, медленно падал пушистый снег. Утром Шилова вызвали к «батяне». У командирской палатки стоял незнакомый «уазик» без левой фары, изрядно помеченный пулями, рядом с ним курили четверо рослых чеченцев, увешанных оружием. Капитан с недобрым предчувствием нырнул в палатку. Кроме полковника Кучеренко там находились, майор Сафронов, капитан Дудаков и какой-то, судя по поведению «бати», важный чеченец. Командир спецназа Рустам Исмаилов! Чеченец встал из-за стола и крепко пожал капитану руку. Шилов почувствовал в своей ладони узкую сильную ладонь. У спецназовца на кисти не было двух пальцев. Он был среднего роста, в крепко сбитом теле чувствовалась какая-то несгибаемая сила. Взгляд был прожигающий из-под черных бровей, одну из которых рассекал белый уродливый шрам. Наша же задача, встретить их здесь, на выходе к селу у излучины реки. После чая чеченцы попрощались и уехали. Где ты их откопал, Владимир Захарович? У них счеты с боевиками! Большая кровь между ними! Еще в Афгане воевал вместе с Русланом Аушевым. Потом в оппозиции к Джохару состоял. Участвовал в штурме президентского дворца в Грозном. В каких только переделках не был. Видал, у него взгляд какой. Потерял его при подрыве бронемашины, буквально по кусочкам тогда парня собирали. Другой бы на его месте, уж давно скис. В этом же, энергии хоть отбавляй, на десятерых хватит. Полрода, дудаевцы-сволочи, у него уничтожили. Чудом тогда мужики вырвались, до последнего надеялись, что помощь придет. Ребята кровью умылись, заплатили головой из-за столичных выродков, — закипел побагровевший Дудаков, сжимая кулаки. Наше с тобой дело приказы выполнять! Извините, мужики, у нас тут разговор с Михаилом серьезный предстоит. Сафронов и разраженный Дудаков вышли. Шилов присел, вытряхнул из предложенной пачки сигарету, прикурил. Но Сафронову и Дудакову, я чувствую, будет посложнее чем нам. Разговор явно не клеился. Каждый думал о своем. Шилов внутренне догадывался по какой причине его вызвал Кучеренко, но боялся об этом даже и думать. Подполковник же не знал, как бы лучше подойти к столь неприятному для него делу. Это Николая, — подполковник, не поднимая взгляда, протянул капитану руку и разжал кулак. На ладони Кучеренко тускло поблескивали «командирские» часы. Шилов сразу узнал знакомый циферблат. Лена подарила одинаковые часы ему и своему брату на 23-е февраля в прошлом году. Он, как сейчас, помнил тот морозный день. Они всей семьей сидели за праздничным столом. Он только что пришел домой. После торжественного парада в части. По дороге они с майором Сафроновым в кафе пропустили пару стопок в честь великой даты. За что Лена, естественно, его пожурила. Ждали шурина, который невесть куда запропастился, хотя заверял, что будет ровно в три. Тут звонок в дверь. Открыли, а на пороге — брат Нины, Николай Терентьев в парадной форме с цветами и тортом. Лена бросилась обнимать и целовать брата. Это от Сережи и Натальюшки! А Миша тебя сам поцелует! Я его так поцелую! Уже все давным-давно за столом! Только тебя и ждем! Лена и Сережка с цветами и тортом убежали в кухню, откуда доносился сногсшибательный аромат ванили. Мы же договаривались, что вместе с Викторычем идем в «Сиреневый туман» отмечать нашу славную дату. Опять, наверное, за чужой женой ухлестывал? Плохо это для тебя, Николаша, кончится, помяни мое слово! Смотри, гулена, допрыгаешься, вызовет Синельников тебя на дуэль или шандарахнет где-нибудь на охоте. А что, это твой несравненный в таком затрапезном виде? На дворе двадцатиградусный морозище! Они прошли в комнату. Появилась счастливая Лена с пирогом на блюде. Иди ко мне, маленькая моя принцесса! Смотри, красулька, какой я тебе подарок принес… Хозяин надел парадный китель с боевыми наградами. Уселись за праздничный стол. Николай поставил на скатерть бутылку кагора. Детишкам по столовой ложке тоже можно. Штопора, естественно, как всегда нет? Кутузов, опять пробку отверткой ковырять будем? На этот раз целых два! Не все, значит, еще потеряно! И убежала вместе с Сережкой в другую комнату. Через минуту они вернулись с загадочным видом, держа руки за спиной. Она и Сережа достали из-за спин две коробочки. В них были часы. Сияющая Лена, целуя, вручила подарки офицерам. Лена, прижав к себе своих маленьких чад, как и все, заворожено смотрела на вокзальные часы. Люда в зале было много, ждали поезда с Астрахани. Встречающие были в радостном возбуждении, многие с детьми и цветами. Как бы в стороне от всех стояла, худенькая как тростинка, Таня Бутакова, ее бледное с темными кругами под глазами лицо резко выделялось из массы людей. Ее муж, Саша Бутаков, прапорщик, в октябре пропал без вести, до сих пор о нем нет никаких известий. Все офицерские жены очень ей сочувствуют. Она осталась совсем одна со своей малюткой. Стрелка дрогнула и сдвинулась еще на одно деление. Как медленно движется время. Сейчас она их увидит. Своих таких родных и любимых. Родители сходят с ума, слезы каждый день… — услышала она за спиной всхлипывающий женский голос. Вот диктор объявила о прибытии поезда, и шумная пестрая толпа повалила на перрон. Наконец-то из-за поворота показался в клубах пара зеленый с красной полосой локомотив. Он с трудом пробился сквозь гудящую толпу и обнял своими сильными руками жену и детей. Веки у него дрожали, губы старались улыбнуться. Трехлетняя девчушка испуганно отвернулась и прижалась к матери, она не узнала в этом страшном небритом дядьке своего отца. Потом, осмелев, стала исподлобья поглядывать на него, как он, улыбаясь, что-то говорил маме и Сереже. Ей сразу вспомнился тот странный день, недельной давности. Сережка был в садике. Постирав белье, она накинула на плечи мужнин бушлат и с тазом выскочила во двор. Начало декабря выдалось бесснежным и морозным. Голые ветки деревьев и кустов были покрыты пушистым инеем, поблескивающим тысячами огоньков на солнце. Вокруг вертелись, порхали и щебетали юркие неугомонные синицы. Внезапно она почувствовала, как что-то в груди оборвалось, сердце как бы придавило огромным тяжелым камнем. Она обернулась и оцепенела от неожиданности: у крыльца стояла черная коза и пристально молча смотрела на нее своими желтыми глазами. Во взгляде было, что-то гнетущее, нехорошее. Лена не предполагала, что у коз такие странные зрачки. От этого жуткого неподвижного взгляда ей стало не по себе, ее всю пронизала холодом накатившая ледяная волна. Перед глазами мелькнула сожженная, изувеченная бронетехника, в ушах стоял звон, уши как бы заложило, послышался откуда-то издалека лязг гусениц и чей-то нечеловеческий крик. По телу пробежала мелкая нервная дрожь. Лена выронила связку с прищепками. Когда выпрямилась, козы уже не было. Лена подбежала к калитке, выглянула на улицу. Длинная улица была пуста. Было что-то неестественное, загадочное, дьявольское в этом визите. Да, и коз ни кто не держал в военном городке, а ближайшая деревня не близко. Она вернулась в дом; в детской навзрыд громко плакала Натальюшка, видно ей что-то приснилось. Лена закрутилась по дому, то уборка, то дети, и мысли о незваной гостье отпали сами собой. И вот сейчас, в эту минуту, когда на нее обрушилась страшная весть о гибели Коли, она вспомнила ту козу. Он резко сел в постели, тупо уставившись в стену на ковер, ничего не понимая. На лбу проступили капельки пота… — Мишенька, родной, милый, дружочек мой, мальчик мой, — успокаивала заплаканная Лена, осыпая горячими поцелуями: его лицо, глаза, шею, плечи… Крепко прижав его голову к своей груди и нежно поглаживая его поседевшие волосы, смотрела, как на потолке ярким пятном отражается свет от уличного фонаря, и танцуют медленное танго длинные тени от качающихся за окном заснеженных веток. Ночью она на цыпочках прошла в детскую, поправила одеяло у сына, присела у кроватки Натальюшки и тихо заплакала.

Last updated